Аргутина Ирина Марковна
Писатель
р. 1963
Ирина Марковна Аргутина – поэт, чье появление в уральской литературе было ярким, стремительным и даже внезапным.
Ирина Марковна Аргутина – поэт, чье появление в уральской литературе было ярким, стремительным и даже внезапным.
По образованию Ирина – химик, и, возможно (хотя это парадоксально), именно ее естественнонаучное образование помогло обрести ей такой прочувствованный и объемный поэтический голос.
Нечасто поэт так долго сдерживает себя в стадии «вызревания» собственного мастерства, чтобы потом решиться, появиться и… удивить.
Этой кажущейся внезапности появления предшествует тот самый медленный, тщательный, совершенствующий себя процесс роста (вспомним, к примеру, Анненского). Как сказал один из коллег Аргутиной по перу, «не спеша растет поэт». И для нее это очень точно и характерно.
Ирина Аргутина родилась в Челябинске 7 июля 1963 г. Ее дед, инженер Александр Иванович Лохтев, прибыл в 1935 г. на Челябинский тракторный завод (ЧТЗ) из Москвы по приказу С. Орджоникидзе, «на укрепление нового завода квалифицированными кадрами». В том же году из Свердловска в длительную командировку на ЧТЗ отправили ее будущую бабушку, Ольгу Петровну. В общежитии для специалистов они и повстречались. Мама, Людмила Александровна, по мужу – Алтоцкая, всю жизнь, более 40 лет проработала врачом медсанчасти ЧТЗ, последние 30 лет – кардиологом.
Отец, Марк Лейбович, кадровый военный, с 1970-х гг. работал на ЧТЗ представителем заказчика, а после ухода в отставку в чине подполковника – инженером.
Вся жизнь Ирины Аргутиной связана с любимым городом и Тракторозаводским районом, в котором она родилась, где прошло ее детство, и где она живет до сих пор – «сорок лет на улице Ловина». Эта «устойчивость» географии содействовала тому, что Челябинск, его интонации, темы и вариации, пейзажи и архитектура сильно и объемно звучат в поэзии Аргутиной. Она смотрит на родное обиталище с тем любящим «остранением» (В. Шкловский), которое помогает прозревать в обыденном и привычном – особенное, удивительное, но вместе с тем близкое душе до невыразимости.
Живые мускулы памятников, выходящих навстречу из недр парка им. Терешковой, каменные ядра старых тракторозаводских дворов, с октябрьскими ветром и дождем, которые «лепят горбатого» из одинокого прохожего, с дымом отечества, плывущим «от геенны металлургии» вдоль всего урочища Челяби… Классический для советской поэзии дым сурового индустриального пейзажа получает в поэзии Ирины Аргутиной горьковатый привкус оправдания и любви, обреченной неразрывно чувствовать близость с тем, к чему навсегда примкнуло сердце; с тем, что разлюбить, в общем, невозможно.
Талант Аргутиной заставляет вспомнить классическую аксиому: подлинный художник влюбляет нас в то, что любит сам, даже если любит тот же самый город, в котором мы давно и привычно живем рядом.
Ирина Аргутина начала читать запоем с четырех лет, а писать стихи – с семи. Ее семья была подлинно интеллигентной, и Ирина с раннего детства «пропитывалась» духом мудрых бесед и споров, порой весьма и весьма опережающих по своей смелости то время (прекрасно ее воспоминание в одном стихотворении, как она, маленькая девочка, спрашивает у родителей: «А кто такие Солженицы?»). Воспоминания о детстве составляют один из самых светлых пластов ее творчества. Мелочами – от «трехрожковой люстры» до «витаминного служенья томатного сока», вкус которого нам в детстве так хорошо запомнился, – Аргутина реконструирует мир, многие детали которого ушли навсегда и, возможно, забылись нами. Она, несомненно, поэт «с биографией», которую с удовольствием рассказывает нам, для того, чтобы мы могли испытать пресловутую «радость узнавания». Но у поэта этот процесс всегда сопряжен с горечью от невозможности до конца выразить сокровенное:
…И как рассказать, кому,
что все ближе дом напротив — день ото дня,
и все туже, туже старых домов хомут,
и все вместе называется западня.
……………………………………….
во дворе, где я родилась, где и умру,
где меня скорее забудут, чем воскресят.
В 1970 г. Ирина поступает в школу № 1 с углубленным изучением английского языка. Оканчивает ее в 1980 г. с золотой медалью. В том же году поступает в Челябинский государственный университет на специальность «Химия». Оканчивает его в 1985 г., получив диплом с отличием. По ее словам, «правильной» Ирина старалась быть всегда – «это соответствовало искренним убеждениям и не требовало особых усилий».
Сплав в одной личности «химии и лирики», как оказывается на примере Аргутиной, – вещь благодатная, дающая весомые творческие плоды. Те самые точность, аккуратность, опрятность, без которых невозможна точная наука, кажется, по тонким капиллярам переходят и в лирику Аргутиной. В эпоху расхлябанной, неряшливой, приблизительной во всех отношениях поэзии она не позволяет себе плыть по общему течению. Ее поэтическая манера – проникновенная и серьезная, ее образная система неизменно продумана до крошечной детали – она, несмотря на свою профессию, ни в чем не позволяет себе «химичить»; а в формах присутствует тот самый лаконизм, который достигается только серьезным и постоянным трудом пресловутого «внутреннего редактора». «Негромкий голос с четкой артикуляцией», – сказала про Аргутину критик Анна Кузнецова; согласимся: это куда вернее, чем громкий – с туманной.
В год поступления Аргутиной в школу № 1 был открыт мемориал памяти погибших выпускников. Одноклассница Ирины написала стихотворение по поводу этого события, что пробудило в нашем авторе «рефлекс состязания». Так в семь лет она написала первые стихи, которые ныне шутливо называет «датскими» (написанные к той или иной дате или специально по случаю какого-либо события). Несколько лет писала, «таясь», но в седьмом классе пришла в литобъединение «Алые паруса» при Дворце пионеров. Там, по ее словам, познакомилась с ребятами, писавшими давно и читавшими если не больше, то осознаннее, и стала намного строже к себе.
В дальнейшем, познакомившись с современной российской поэзией и осознав актуальные требования к поэтическому слову, практически перестала писать на пятнадцать лет. Это, как уже было упомянуто, и позволило ее дару очиститься и вызреть – те самые взвешенность, уровень требований к себе и перфекционизм в жизни заставляли и к стихам относиться критично, прежде чем демонстрировать их читателю. К литературе Аргутина вернулась во второй половине 1990-х гг. В это же время пришла сначала в литобъединение ЧТЗ, а затем в «Литературную мастерскую», которой в то время руководила Н. А. Ягодинцева. Там в течение нескольких лет Ирина получала представление о состоянии современной поэзии в регионе и иные творческие впечатления.
В 1999 г. в издательстве «Фрегат» Аргутина выпустила первую небольшую книгу «Свободные скитальцы». Высокую поэтическую культуру, «интеллект стиха», которыми не слишком избалован южноуральский мегаполис, сразу заметили коллеги по университету. По их инициативе в 2001 г. вышла вторая книга, «Время поить пески», – и через год стала лауреатом областного конкурса на лучшую издательско-полиграфическую продукцию в номинации «Книга-дебют».
Рукопись третьей книги («Линия перемены дат») принесла Ирине звание лауреата литературного конкурса им. К. Нефедьева (2003). В том же году она побывала на семинарах Всероссийского совещания молодых писателей в Ишиме.
Вскоре, в конце 2003 г., по рекомендации Всероссийского совещания Ирина была принята в Союз писателей России. В 2006 г. вышла четвертая книга, «Настоящие птицы», в 2008 г. – пятая, «Четыре степени свободы», в 2009 г. – шестая, «Избранное», в 2012 г. – седьмая, «На честном слове».
Вышедший в 2013 году «Поэтический календарь» объединил в себе живопись и графику стихотворений и фотографий И. Аргутиной.
А в 2016, в своей девятой книге «Дни кошачьего ангела», Ирина предстала перед читателями автором прозы. Повесть, охватывающая сюжетом временной промежуток более 30 лет, – о людях, живущих «здесь и сейчас», о переплетении человеческих судеб, о совершенных ошибках, «тенях ушедшей грозы», многое переживших родителях и выросших детях – лирична и трогательна.
Признание тоже было ярким и повсеместным. Ирина Аргутина стала лауреатом (два первых места) международного поэтического конкурса «Пушкинская лира» (Нью-Йорк, 2004), литературного конкурса им. К. Нефедьева (Магнитогорск, 2003), литературной премии им. М. Клайна (Челябинск, 2005) и др.; финалистом (шорт-лист) международных литературных конкурсов им. Н. Гумилева «Заблудившийся трамвай» (Санкт-Петербург, 2006), «Русский Stil» (Штутгарт, Германия, 2008), им. П. П. Бажова (Екатеринбург, 2010). В 2012 г. автор стала лауреатом Южно-Уральской литературной премии в номинации «Поэзия».
С 2006 г. по приглашению поэта и редактора С. Сутулова-Катеринича (Ставрополь) Ирина работает в редколлегии Международного поэтического интернет-альманаха «45-я Параллель», являясь в настоящее время заместителем главного редактора. Член жюри международных литературных конкурсов «Взлет», «Бекар–2008», «Акупунктура миниатюры», «45-й калибр» (2012–2017). Два года работала в жюри международного литературного конкурса «Согласование времен» (2009, 2010). С 2007 г. (после получения премии им. М. Клайна) постоянно входила в состав жюри этой премии. На протяжении нескольких лет была членом жюри городских и областных детско-юношеских и студенческих литературных конкурсов «Серебряное перышко», «Весна студенческая», имени Л. Татьяничевой, «21-е облако».
В 2015 г. награждена памятной медалью Года литературы «За особый вклад в книжное дело».
Победитель Челябинского и финалист Всероссийского поэтического слэма-2016 (Красноярск).
Публиковалась в литературных газетах, журналах и альманахах России, Германии и США: «Урал», «Уральская новь», «День и ночь» (Красноярск), «Врата Сибири», «Волга», «Под часами» (Смоленск), «Крещатик» (СПб. ; Мюнхен), «Интеллигент» (СПб.), «Паровоз» (Москва), «Новое Русское Слово» и «Обзор Weekly» (обе – США), «Белый ворон» (Екатеринбург–Нью-Йорк) и многих других, двух «Антологиях уральской поэзии» (2003 и 2011 гг.), антологиях «Самое время» (2009), «45-я Параллель» (2010) и «Наше время» (2011) (все три – Москва), «ТОП 20: Лучшие поэты России и мира 7–9, 2010» (Нью-Йорк), «Согласование времен–2010» и «Поэзия третьего тысячелетия» (обе – Берлин), «Останется голос» (СПБ., 2013), «Певчий ангел» (СПб., 2015) и др.
Биографические статьи об И. М. Аргутиной опубликованы в литературно-библиографическом справочнике Челябинского отделения Союза писателей России (2005), «Энциклопедии Челябинской области» (2008), энциклопедии «Уральская поэтическая школа» (2013) в Википедии и др.
На фоне литературы зачастую крикливой, несущей оттенок дурной эстрадности, пафоса, нескончаемого «самовыворачивания» себя наизнанку, поэзия Аргутиной никогда не нацелена на бросающиеся в глаза «спецэффекты», и в этом угадывается ее ориентированность на классику. Несмотря на то, что поэт Василий Чепелев называет Аргутину поэтом, «чутко воспринимающим происходящее не только в окружающем мире, но и происходящее в окружающей, современной литературе», думается, все-таки первое в данном случае для поэта подсознательно важнее, чем попытки ориентироваться в современном литературном «мейнстриме». Ведь, по признанию автора, она наследует именно литературной традиции, в основном, русской, хотя один иностранец точно стоит на ее «виртуальном» пьедестале – Шекспир. Для Аргутиной важно, чтобы не распалась связь времен – в историческом, литературном, и, если хотите, биографическом, бытийном контексте.
Три кита, на которых зиждется ее поэзия, – Пушкин (Аргутина подчеркивает: это осознанно, а не в традиционном хоре), Маяковский, Бродский.
«Каждый – гений своей эпохи и творец ее поэтического контекста», – утверждает наш автор.
К слову о «традиционном хоре». Аргутина декларирует себя как творческого «одиночку», к всяческим группировкам, движениям (а соблазн присоединения к ним в провинции весьма велик!) – ни по жанру, ни по установкам, ни по каким-либо другим признакам не примыкающего. Эта внутренняя независимость показательна в контексте исследования «степеней свободы» самой Аргутиной. Тем не менее, она всегда старается быть в курсе творческих событий, важной и отрадной считает работу в коллективе редколлегии уже упомянутой «45-й параллели», утверждая: «Публикация достойных стихов поэтов вне зависимости от их известности или географического положения дает авторам надежду и стимул, а читателям – радость, а порой и восхищение». Действительно, куда приятней и плодотворней открывать новые таланты, давать им дорогу в литературу, чем состоять в доморощенных «могучих кучках».
Если в творческой жизни для Аргутиной свойственна некоторая сепаратность, то поэзия ее, напротив, неразрывно связана с предшественниками и «соседями», интертекстуальна. Причем, интертекстуальность здесь – не экзотическая заумь, которая должна придать эффектный колорит или увести в «темное поле сознания», а необходимое средство выразительности, своеобразный «пароль», по которому образованный и чуткий человек различит в стихотворении реминисценцию, выловит нужную аллюзию в «тайноголосии»:
Крепка провинция (без моря): ее низины и вершины
атакой, приступом, измором не взять. Она несокрушима,
я верю. Допивая жидкость, напоминающую кофе,
я возвращаюсь пережитком в конец прекраснейшей эпохи.
Так Челябинск обживается Аргутиной с помощью интонаций «классика» Бродского.
Этим тоже сильны ее стихи – в них идеальное соотношение схваченного вживую, с мелькнувшей натуры, и полученного путем подключения к «розетке мировой культуры». Это соотношение-слияние настолько гармонично, что никогда не приметишь шва. Так предвесенняя просинь в городском небе смотрит на нас «новым Аустерлицем». Так провинциальный пейзаж вызывает мысль о «непобедимой Атлантиде». Так женщина за швейной машинкой превращается в Пенелопу. Любое, даже самое незначительное «тут» отзывается в сознании автора/читателя историческим, философским, литературным «где-то». И неудивительно, ведь у автора
…неловкая юность
шла в достоевском смятении и в маяковском
гордом больном одиночестве.
Речь Аргутиной только внешне спокойна. В этом спокойствии (даже бесстрастности иногда) – мучительная попытка зафиксировать все невидимые сущностные перемены, происходящие в мире, передать смысл сокровенных утрат и обретений. На этом пристальном, напряженном до сведенных мышц, но внешне ровном хладнокровии и держится ткань стиха. Тем сильнее иногда болевой момент, который невозможно более сдерживать, внезапно проступает сквозь формальную ровность строк:
Беспородное дерево, ты еще здесь!
Обреченность окна на пылающий юг
золотисто-зеленой листвой занавесь,
пощади оголенную душу мою!..
Эта «оголенность» почти всегда зашторена золотисто-зеленой листвой, и следует приложить старание, чтобы разглядеть сквозь милосердную листву нежную, неприкаянную и чуткую душу героини. Как написала в своей рецензии поэт Евгения Изварина, в этих стихах «немало боли, но боли сдержанной, загоняемой внутрь себя, преодолимой лишь усилием воли, духовным усилием».
Вот почему, наверное, иногда бытует мнение, что поэзия Аргутиной «холодновата». В эпоху «чувств нараспашку» кто-то не может постигнуть и разглядеть этого усилия воли, свойственного неподдельному стоицизму, – и сам не вполне еще способен на душевное усилие, которое нужно приложить к произведению искусства, чтобы его полюбить, то есть увидеть эту потаенную сакральную боль или радость за «спокойным лицом стихотворения» (Заболоцкий).
Если бы пришлось выразить сущность поэзии Ирины Аргутиной в кратком словосочетании, то оно было бы таким: «опыты переживания». (У Аргутиной есть и поэтический диптих с таким названием). Сама она говорит, что непременно воплощается в своих лирических героев и проживает их состояния/ситуации, даже если эти герои – другие люди или вовсе не люди:
Что ж! Прежде я жила наперебой:
была жуком, и тополем, и птицей,
была мужчиной, женщиной… Тобой
была так часто, так неотделимо,
как будто без тебя и не жила…
Это «была тобой» тоже перекликается с посюсторонней от поэзии, житейской, биографической сферой, неизмеримо важной для Аргутиной.
Вот как она сама об этом говорит: «Я была замужем за Вячеславом Викторовичем Аргутиным, инженером, математиком, умным, образованным и глубоко культурным человеком, с которым душа в душу прожила 18 лет до самой его смерти от болезни, которую у нас так и не умеют лечить».
Горечь личной утраты воплотилась в пьесе в стихах «Помни о жизни». Это произведение, сочетающее в себе скорбь от потери и счастье от прошлого, переживаемые неразрывно и в полную силу человеком, «осененным болью и дальше живущим».
Рецензии и отклики на каждый из авторских сборников Аргутиной публиковались в Челябинске, Екатеринбурге, Москве. Студенты ЮУрГУ писали научно-исследовательские работы по проблемам современной литературы на материале ее книг. Сайт «Единый образовательный ресурс» использует их как региональный компонент на уроках литературы в старшей школе. Стихотворение «Одуванчики» стало практически хрестоматийным – автор этих строк слышал его из уст многих людей, включая школьников на южноуральских конкурсах чтецов.
И все-таки главные свидетельства – отзывы читателей, причем, не только «дипломированных» и профессиональных литературоведов, а обычных любителей поэзии или коллег-поэтов:
«Вы – в сердце! Спасибо за голос, подаренный всем»; «Эта книжка… меня буквально спасала на протяжении нескольких очень трудных месяцев. Но дело даже не в этом. Вы восхитительно несовременны, а это свойство настоящих поэтов»; «Вновь подтвердилась истина: настоящей поэзии не нужна надрывная гонка за внешними эффектами и псевдоноваторством, она самодостаточна». А поэт из Красноярска Николай Еремин в 2012 г. собрал все публикации Ирины Аргутиной, доступные в интернете, и издал – профессионально, типографским способом, но в двух (!) экземплярах – сборник ее стихов: один для себя, а другой прислал автору. Известный уральский поэт Сергей Борисов мог бы подытожить сказанное читателями, сформулировав два основных свойства поэзии Аргутиной: «животворность и целомудренность в эпоху победоносного шествия пошлости и цинизма».
Ирина Аргутина более 20 лет работает на кафедре ЭВМ ЮУрГУ (ведущий инженер), а с 2016 г. еще и переводит статьи коллег на английский язык для международных научно-технических журналов и конференций. У нее вырос сын Александр, окончил с отличием приборостроительный факультет ЮУрГУ, успешно работает, женат и уже сам воспитывает сына.
Помимо «чистой» поэзии, Ирина Аргутина занимается «фотопоэзией», увлекается путешествиями. Но, несмотря на обширную географию путешествий, в том числе зарубежных, отдыхать Аргутина предпочитает на озере Сунукуль Челябинской области. Озеро воспето ею и в поэтических циклах, и в отдельных стихотворениях. Сама она говорит об этом так: «Есть места, где чувствуешь себя необъяснимо счастливым – и совершенно не хочется разбираться в причинах этого состояния. Я люблю мой прекрасный голубой Сунукуль – просто люблю… Ни одному месту на земле я не посвятила такого количества стихотворений, потому что только здесь распрямляются «часовые пружины», гоняющие меня по житейским кругам».
Рискнем предполагать, что это утверждение подходит не только для озера Сунукуль, а для всего окружающего Аргутину пейзажа, порой непоэтичного, – который она наполняет вниманием и любовью, одухотворяя, делая метафизическим. И озеро Сунукуль – только высшая точка или символ этого пейзажа.
Радостно, что поэтическая судьба Ирины Аргутиной состоялась, и состоялась именно в родном городе. Судьба эта непроста, как судьба всякого поэта-одиночки, основывающегося на классической традиции, не стремящегося идти по легким течениям. Но еще более удивительно и прекрасно, что стихи Аргутиной находят своих благодарных, внимательных и вдумчивых читателей – конечно, далеко не только на Южном Урале, но и именно здесь тоже. Мир, который с таким достоинством и проникновением превращает в стихи поэт, – откликается с нежностью и благодарностью.
К. С. Рубинский
Размещен 22.09. 2017