Занималась бизнесом, преподавала, работала тележурналистом и редактором городской газеты, посвященной вопросам культуры. До 2014 г. жила в г. Каменске-Уральском Свердловской области. С 2015 г. работает в Центре культурно-просветительских программ Челябинской областной универсальной научной библиотеки, в том числе, как программный директор Южноуральской книжной ярмарки и Всероссийского литературного форума «#РыжийФест».
Автор идеи премии «ЛитератуРРентген». Участница международных фестивалей «Голоса мира» (Нью-Йорк, 2010) и «Поэзия без границ» (Рига, 2019). На фестивале современного искусства «Белые ночи» в Перми стала победительницей акции «Пермский текст в движении» (2013).
В 2014 г. получила премию журнала «Урал» за серию опубликованных в нем интервью с поэтами. На страницах журнала «Воздух» выступала также как критик.
Н. В. Санникова куратор поэтической программы «InВерсия» челябинского фестиваля современного искусства «Дебаркадер» (c 2016 г., вместе с Константином Рубинским), в рамках которой, в частности, был реализован проект «Идущий человек» — антология документальных стихотворений, созданных профессиональными поэтами на основе интервью, взятых у людей с онкологическим диагнозом. Соредактор выходящей в издательстве «Кабинетный учёный» (г. Екатеринбург) поэтической книжной серии «InВерсия» (вместе с Юлией Подлубновой и Екатериной Симоновой). Куратор отдельных арт-проектов, реализованных в Государственном историческом музее Южного Урала (г. Челябинск), челябинской галерее «ОкNо» и др.
Н. Санникова дебютировала со стихами в 2001 г. на страницах журнала «Урал».
Стихи и её рецензии публиковались в журналах «Вещь», «Воздух», «Волга», «Урал», «Уральская новь», на интернет-порталах TextОnly, «Артикуляция», «Полутона» и др. Произведения Н. Санниковой вошли в многотомную антологию «Современная уральская поэзия» (Челябинск, 2003–2018). Стихи переведены на английский, белорусский и латышский языки.
В 2003 г. выпустила первый поэтический сборник «Интермеццо», в 2015 г. — книгу стихов «Все, кого ты любишь, попадают в беду. Песни среднего возраста». Вторая из них вызвала ряд положительных отзывов критики.
Василий Чепелев: «Вторая книга уральского поэта, вышедшая через 12 лет после первой, включает часть опубликованных в прошлой книге “Интермеццо” стихов. Старые тексты Санниковой следуют линии Бродского в своём ритмическом устройстве (и в механике передачи эмоций), но абсолютно не конфликтуют с новыми, формальный диапазон которых гораздо шире, а эмоциональная организованность принципиально иная: это либо (чаще) сдержанная и продуманная констатация, либо — в отдельных текстах — проговаривание от и до здесь и сейчас. Среди стратегических задач книги в том числе и оформление давно де-факто произошедшего отстранения от «уральской ноты» — при том, что большинство интертекстуальных отсылок, явных и неявных, связаны с уральскими коллегами от Олега Дозморова до Екатерины Симоновой. Даже повествовательный верлибр здесь именно по уральской традиции используется как парадигматический противовес, применяемый по контрасту для наиболее эмоционально значимых высказываний (в этой книге: “Любите ли вы узнавать новые слова”, “Жили у нас две лягушки”, “В детстве я думала, отец меня ненавидит”, часть текстов из “Верлибров к сыну”). Но место, занимаемое в сборнике местными бытовыми деталями и региональными локациями вроде екатеринбургского ресторана “Уральские пельмени”, несоизмеримо меньше, чем роль универсальных переживаний: воспоминаний о гневе отца, беспокойства о судьбе детей, ошеломляющего понимания того, что можно быть единственный раз счастливым 17 лет назад. Стремление к диалогу куда более широкому по своим эстетическим, социальным, культурным характеристикам, нежели может сегодня предложить герметизирующийся Урал, подталкивает автора к травматологической поэзии крайне далёкого от уральской направления (условно говоря, Линор Горалик и Станислава Львовского). Открывающий книгу текст-декларация о проживании травмы “Можно ли так любить, расстаться и выжить” и появляющийся следом Хранитель из «Аннотаций из “Пермской синематеки” совершенно чётко задают угол зрения: вынесенная в название беда осознана как непреложный, неизбежный и ключевой фактор жизни. В целом книга прочитывается как современный роман, или даже — что делает её ещё актуальнее — как сериал (подзаголовок “Песни среднего возраста” мог бы отлично подойти в качестве названия для рецензии на “Фарго”, “Настоящий детектив” и бог знает что ещё). Линию главной героини с её понятными (благодаря, конечно же, умению поэта видеть, чувствовать и формулировать) всем душевными движениями оттеняют истории “второстепенных персонажей”, каждого со своим несчастьем, которые оставили в жизни героини след и исчезли (а она — Хранитель — помнит и страдает за них), старые стихи с их приметами времени органично смотрятся в качестве флешбеков, а закрывающий книгу цикл “Тексты на одну сигарету” выглядит классическим открытым финалом, на время фиксирующим ситуацию, но позволяющим надеяться на “второй сезон”: “не знаю как ещё объяснит”» — значит, попробуют объяснить по новой» (Хроника поэтического книгоиздания… URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2015-3-4/hronika).
«ты уже можешь на моё спаси сказать в ответ не хочу, не буду / умеешь повязывать галстук любить и плакать водить авто / но вот это безразличие эта холодность эта сталь откуда? / не ищи меня пожалуйста (вера матвеева) не вернусь ни за что» (Н. Санникова).
Денис Ларионов: «Несмотря на присутствие в текстах Санниковой нескрываемого надлома, это ещё и книга достоинства, ведь немногие могут так хладнокровно описать жизненный мир частного человека, не желающего обманываться ложной объективностью, но дорожащего своими впечатлениями и воспоминаниями. В этом смысле поэтическая практика Санниковой представляется мне важной, так как 1) прибавляет сегодняшней поэзии вменяемости и здравого смысла, 2) остраняет ставшую популярной фигуру автора, в перспективе способного ответить на ключевые вопросы мироздания. В каком-то смысле имя Санниковой — несмотря на обилие региональных сюжетов и интертекстуальных отсылок — стоит отдельно и на карте уральской поэзии: даже обращаясь к её фирменным темам, она поверяет их долей совсем нелитературного скептицизма (в такие моменты её тексты можно воспринимать и как исповедь человека, неспособного к открытому противостоянию обществу)…» (Хроника поэтического книгоиздания… URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2015-3-4/hronika).
«Когда ты уснёшь над учебником в тесной комнатке на троих, / ты увидишь сны о чём-то большем и непонятном, / а я буду писать стихи далеко и за полночь / не приду уложить тебя в кроватку, стянуть рваные джинсы, / поцеловать влажный лоб, укрыть одеялом. / Когда ты встретишь любовь, разлуку, друзей, врагов, / почувствуешь вкус и запах собственной жизни, / я буду курить в твоей комнате и писать письма на все континенты / о том, что я одинока, стара, несчастна. / Ты не станешь звонить мне, и я не стану. / Мы расстались, как будто ничего никогда и не было. / Наверное, мы не заметили, как к нам пришла свобода. / Точнее, пришла к тебе, а ко мне — вернулась. / Это совсем разные вещи, малыш, / но главное — мы оба теперь свободны. / И я тоже могу уснуть и увидеть сны» (Н. Санникова).
Ольга Балла: «А стихи — одновременно сдержанные и пронзительные. Незащищённые в своей открытости — и жёсткие, иногда вплоть до беспощадности. Умудряющиеся соединять внутреннюю сложность с прямотой высказывания. Они все, о чём бы речь ни шла — о вещах предельно важных и настолько между собою родственных, что, пожалуй, тождественных друг другу: о любви и утрате, о близости и одиночестве, о невозможности и неизбежности, о жизни и смерти» (Новая карта русской литературы : сайт. URL: http://www.litkarta.ru/russia/ekaterinburg/persons/sannikova-n/).
Илья Кукулин: «Наталия Санникова пишет, зная о том, что такое состояние — тяги в несостоявшуюся жизнь — уже воссоздано до неё. Новизна того, что она говорит, — иная: это способность всегда показывать повседневные дела как пульсацию несвершённых возможностей и вариантов» (Кукулин, И. …Но всех их я попробую спасти / И. Кукулин // Все, кого ты любишь, попадают в беду : песни среднего возраста / Наталия Санникова. Москва : Воймега, 2015. С. 3).
Я. И. Грантс
16.02.2022
Наталия Санникова
* * *
Можно ли так любить, расстаться и выжить,
жить, будто счастье возможно (оно возможно!),
утром вставать, пить кофе, идти на службу,
будто бы боль утихнет (она утихнет),
снова учиться вглядываться прохожим
в лица, шутить с хорошенькой секретаршей,
думать «зачем я здесь? по какому праву?»,
помнить о том, что было, не пробуждаясь,
вечером по привычке писать в блокноте,
публиковать в каком-нибудь интернете,
думать «прочтёт, возможно» (прочтёт, возможно)
и ненавидеть всенощно глупое тело
за то, что оно всё помнит (оно всё забудет),
но покупать ему снова еду, одежду,
может быть, даже возить его к тёплому морю,
где вы вдвоём когда-то (море всё то же,
небо, земля и звёзды не изменились —
как они могут? зачем они это смеют?),
по возвращении встретить ещё кого-то
и разрешить себе жить наконец, влюбиться,
будто бы отпустило (да, отпустило).
Или вот я, которая не страдала
по-настоящему (впрочем, разок страдала),
перед тобой ни в чём я не виновата,
перед другими — может быть, но не слишком, —
что я могу тебе написать в открытке? —
только «люблю и помню». Люблю и помню.
2013
Шесть аннотаций из «Пермской синематеки»
1
«поэтому они
нас не видят» —
сказала проводница
поезд стоял за сплошной
зелёной стеной
хотя в это время
должен был въехать в город
окна накрыло
неровной водой
точно смятой шторой
«говорят у станции Мулянка
молния ударила
в трансформаторную будку
все светофоры погасли
и поэтому они нас не видят» —
сказала проводница
похожая на воспитательницу
советского детского сада
поезд опоздал на полтора часа
в общем-то не смертельно
2
дядька в костюме
похожий на актёра второго плана
из советского фильма
профсоюзный лидер
локомотивного депо
говорит будто извиняется:
«я не могу провести экскурсию
хранитель музея
недавно умер
после тяжёлой продолжительной болезни»
на стенах аккуратные стенды
картины местных художников
немногочисленные экспонаты
под прозрачными колпаками
ухоженный почти семейный
двухкомнатный музей
возле круглосуточной столовой
символическое прошлое
рядом с насущным настоящим
запертая дверь рядом с распахнутой:
экспозицию никто не видел
больше трёх лет
доживая последние месяцы
хранитель музея спешил
доделать альбом с фотографиями
работников депо:
середина восьмидесятых
групповой снимок
работницы с химической завивкой
в простой повседневной одежде
улыбаются смотрят
на нас
не видят
бойцы второй мировой
не видят фрагмент экспозиции
посвящённый их памяти
хранитель музея
не видит
как оно живёт
продолжается
ждёт
новых экспонатов
3
за тем деревянным домом
тропинка сойдёт на нет
мы были тебе знакомы
прохожий, смотри нам вслед
вон там васильки дневные
цветут как сто лет назад
мы психи, но не больные
а нам доктора грозят
прохожий, как непохожи
мы нынешние на тех
и ты нас не видишь тоже
не слышишь ни крик ни смех
идёшь со своим айфоном
больничный модерн сними
мы там, за лесистым склоном
мы тоже были людьми
мечтай о кофе с корицей
о тёплом своём жилье
заброшенной психбольнице
недолго быть на земле
и дождик шуршащий в травах
и дерево и стена
телесная их оправа
больной душе не нужна
и ты не ступай уныло
сквозь сумерки не смотри
лечебница не могила
мы всё ещё там, внутри
4
хранилище «пермской синематеки»
километры плёнки
спящей в круглых коробках
потребительской таре
согласно ГОСТу
правильная влажность
температура
произвольная маркировка
«пишет нам человек, —
говорит хранитель, —
в вашей синематеке есть картина
я в ней снимался в детстве
можно её увидеть?
показать детям и внукам?»
«здесь уникальные фильмы, —
говорит хранитель, —
которые больше нигде не посмотришь
потому что они
до сих пор
не оцифрованы»
надеюсь их всё-таки
оцифруют
энтузиасты
это большая удача
что они вообще дожили
до наших дней
5
женщина Надежда
говорит собравшимся:
«вы не увидите
никакой достопримечательности
если не знаете, что было на этом месте:
малый ручей Уинка
едва не погиб
под горами мусора
строительным хламом
жители новостройки
по улице Гайдара, 3
очистили овраг и склоны
повесили домики для птиц
посадили декоративные растения
построили мостки
лесенки
назвали это место
соловьиный сад»
страшно спускаться в такой ливень
идти по мокрым мосточкам
за спиной высотка
впереди сад
соловьи прилетели
поют с рассветом
а там, где мы только что проезжали
недавно была речка Стикс
но она исчезла
поэтому никто её не заметил
6
говорят деревянные боги богам эфирным
земные — небесным:
«посмотрите на эту землю и обитателей
мы тут не зря башмаки стаптываем
каждую ночь обходим окрестности:
в каком доме плачут, в каком смеются
чья душа болит, чей вай-фай не работает
у кого музыка в голове играет
у кого соловей в сердце поёт
всё замечаем, чтоб нашими глазами
вы тоже смотрели не отворачивались
посмотрите на эту реку большую и на ручьи
на медведей, идущих с востока на запад
на все поезда, теплоходы и самолёты
на лес, который из воды вышел
посередине мира
и стал воротами
в небо
кто страдал
кто рожал
кто писал
кто строил пушки
системы ПВО
кто горел
кто выжил
(и отдельной строкой — балетные)
посмотрите на них
сохраните
под нашу ответственность
мы вам с рук на руки
каждого в свой час
только не запирайте ворота
смотрите
не отворачивайтесь»
6—8 июня 2013, Пермь
